Взор шута, назвавшегося святым отцом, чем в полной мере в грубой форме отомстил институту церкви за все прошлые и будущие надругательства над представителями театрального искусства, был так настойчиво въедливо направлен на сержанта Феррейра, что человек, вольготно расположившийся за соседним столом остался без внимания. От слова вообще. При желании, Михаэль не вспомнил бы даже, женщина там или мужчина, у него не было ни желания, ни времени отвлекаться на неважное, если бы не...
«Приводит нас к Антуану Морелю»...
...скользнувшее из его уст почти шепотом. Отец Гавриил выстрелил в собеседника сержанта пламенем инквизиции, полыхающим прямо из глаз. Возбуждение, которое по всему телу билось под рясой, выдавали только подрагивающие крылья носа.
«Кто ты такой и тебе-то что нужно от Мореля?» - мысленно взмолился Михаэль, понимая, что еще одно обвинение или подозрение в сторону возлюбленного, и он начнет голыми руками убивать всех, кто произносит имя Антуана. Однако у само провозглашенного святого отца щекотало не в кулаках, а где-то под ложечкой, что свидетельствовало об опасности, грозящей скорее ему, чем любимому вору. И отчего-то лицо мужчины было как-будто знакомым...
-Уважаемый сеньор Ортега, не подождете ли меня... - обратился сержант к собеседнику, и брови отца Гавриила невольно поползли вверх, предавая его лицу выражение полнейшего божественного просветления.
«Ахальпийскиелуга! Святая корова! Не может быть!» - кричал и неистовствовал шут где-то глубоко внутри себя, при этом смиренно кланяясь оставленному в кабинете сержанта мужчине и осеняя его крестным знамением.
Никогда! Никогда Фортуна его не любила и нечего было соваться в воровское дело, ведь оно также, как и шулерство, как и мореходство обязано своим успехом богине удачи. Над Михаэлем же она неизменно насмехалась, словно показывая, КАК нужно издеваться над неугодными. И сейчас было очередное тому подтверждение.
«Происки Фортуны, не иначе», - продолжал ворчать про себя Миша, пытаясь подать знаки Ринальту. Потому что по-другому никак не объяснить появление в Кордове того самого сеньора, документы которого были совершенно бесстыжим образом выкрадены Михаэлем по заказу родственничков оного. И ведь все было до смешного просто! Проникнуть на корабль, выкрасть нужные бумажки, скрыться, передать документы заказчику, получить вторую половину обговоренной суммы. И Миша практически все сделал правильно, кроме порядка своих действий после ограбления. Украсть-то он украл, да вот родственникам мсье Мануэля Ортега-и-Пинеда ничего не передал, спеша сперва проведать любовь свою, Антуана Мореля.
Самое страшное, что уже сейчас Миша понимал, что Венера его бережет. Выбрав любовь, шут не прогадал. Приди он днем позже и искал бы Мореля на соседнем кладбище, в общей могиле для бездомных. И теперь он шел через темные коридоры к живому возлюбленному, неся под рясой документы на недвижимость Ортеги, который в свою очередь сидел в соседней комнате и самым наглым образом заявлял на него стражам порядка. Судя по словам заявителя, главным виновником хищения пока числится Морель, так как ему в воровстве равных нет. Во всяком случае, именно его имя было озвучено. Но Миша не собирался вешать на плечи юноши свои косяки. Только не сейчас. Ортегу стоило отвести от француза. Главное, увести француза подальше от Ортеги...
-У нас проблемы... Нужно быстрее выбираться отсюда... - шепнул Миша в вуаль будущей возможной вдовы, если они не поторопятся. Благо сержант шел впереди и не мог услышать тихих перешептываний. Шут рассудил, что для такого человека как Ринальт и этой информации будет достаточно, чтобы не терять времени даром. В любом случае, главное — вытащить Тони отсюда живым.
Дверь в камеру распахнулась и Михаэль с трудом справился с головокружением. Оттуда пахло смертью. Видимо, не первый раз для этих стен явление служителя церкви. Не первый и не последний. Стоило сержанту Феррейра гаркнуть на Антуана, как в венах корсиканца снова вскипела кровь и он был готов броситься на служивого, выбивая дурь и желание казаться непобедимым рядом с тяжело изувеченным. Остановила от этого непростительного жеста только рука Ринальта, и его же исковерканный женским сопрано извиняющийся голос.
Пузырёк с обезболивающим утонул в черном рукаве сутаны. Слова сержанта об отпущении грехов после посещения аудиенции Мореля с невестой были встречены, к сожаления, только мысленными витиеватыми ругательствами. На деле же Михаэль смиренно кивнул,
-О, вы безусловно правы, сын мой. Мария должна первой поговорить во своим возлюбленным, исполнив долг невесты и простившись с ним, - Миша старался не смотреть на Тони. Ему почему-то казалось, что от красавца мужчины осталось сплошное кровавое месиво, которому к тому же ужасно больно.
Шут взглянул на Марию, ждавшую отмашку, и чуть прищурил левый глаз. Пора начинать водевиль.
Ах, как красиво мадам Ле Бо оседала на руки сержанта, тихо постанывая и откидывая голову назад, обнажая под вуалью тонкую грациозную шейку. И ведь траекторию какую верную выбрала, чертовка — прямехонько головой к двери. Просто бери — и неси!
-Святые угодники, сын мой! Ну что же вы стоите? - отец Гавриил придержал падучую невесту ровно настолько, чтобы она не свалилась на пол прежде, чем попасть в руки служивого. - Несите! Несите ее на воздух! Бедняжка не вынесла столь страшного зрелища... Нашатырь и крепкий сладкий чай, - настоятельно рекомендовал шут, угрожая сержанту, держащему на руках мадам, библией. - Нашатырь — понюхать. Чай — внутрь. Только ничего не перепутайте. Ну как же вы ее держите? Силы господние... Вы задушите ее! - Михаэль создавал как можно больше движения и паники, чтобы Ринальт мог обрыскать шалыми ручонками сержанта, пока тот примеряется, как взять женщину и нести ее на руках. - И никаких но, сын мой! Жизнь этой молодой женщины... надо сказать из очень...ОЧЕНЬ...влиятельной семьи... - доверительно прошептал на ухо сержанту Феррейра, - Исключительно в ваших руках. Идите, сын мой. Господь с вами. Благословляю вас на подвиг, да и не споткнетесь вы до самого кабинета своего. Я же пока проведу обряд исповеди. Думаю, поспею к вашему возвращению.
Не желая слышать ничего против, Михаэль весьма ловко выставил сержанта за двери камеры, направляя его по коридору обратно в кабинет. Про себя отметил, к слову, что мальчик-то хороший. И не место ему здесь. Лучше бы врачом был. Или пожарным...
Вдохнув побольше воздуха в легкие, шут подошел к Антуану, который лежал на какой-то самодельной койке из мягких мешков, укрытый простынью, пропитавшейся кровью насквозь, желтыми гнойными разводами, запекшимися корками ран. Миша встал на колено возле него. Положил ладонь на щеку юноши, отмечая, что лицо — пожалуй самая нетронутая часть тела, несмотря на пару гематом от ударов.
-Антуан... - проговорил шут, глядя в глаза вора. Тони смотрел взглядом золотой рыбки и говорил на французском что-то о дохлых лошадках. Глаза любовника начали медленно закатываться и Михаэлю пришлось применить силу. - Нет-нет-нет, малыш...будь со мной! Слышишь? - похлопал юношу по щекам, приводя в чувства, хоть и заставляя его невольно стонать. - Выпей вот это... Ну?...
Михаэль протянул к губам Антуана колбу с обезболивающим. Морель сперва отшатнуся, словно подумал, что это яд, но Миша все объяснил, погладил, поцеловал, дал запить водой и продолжал разговаривать, не разрешая упасть в сладкий сон из-за отсутствия боли.
-Я тебя вытащу. Со мной Ринальт. Ру Ле Бо. Знаешь? Ну? Ринальт!... - Михаэль пытался заставить любовника думать, соображать, чтобы он как можно меньше мечтал о смерти. - Эта штука будет действовать минут 20-30. За это время нам нужно смыться отсюда. Но для этого тебе придется подыграть нам. Пожалуйста... Сможешь?